И книга перестает быть бумагой с текстом...

День последний весны  - 31 мая - не просто день, а День рождения замечательного Константина Паустовского, а перед ним 30 мая был  День памяти не менее замечательного Бориса Пастернака... Уж не обессудьте, но публикация будет большой, ибо она полна слов признания и любви к великим Мастерам российской литературы!

- "Любила с детства. Через его рассказы мне открывалось искусство видеть мир. Сначала - природы. А стала постарше - мир человеческой души. Любимая книга - "Наедине с осенью". Он обладал удивительным даром открывать сокровенное там, где казалось бы нет покрова. Он открыл для меня столько новой красоты - тончайших душевных переживаний, переданных удивительно просто, даже скупо, но так, что переворачивало тебя, заставляло вглядываться в себя и в людей, что рядом. И во всё, что рядом - живет, растет, дышит, звучит, играет красками. Он как никто мог в небольшой миниатюре несколькими штрихами передать то, над чем психологи довольно безуспешно бьются до сих пор - рождение того самого "Ага!" в душе музыканта, поэта, художника, из которого потом получается шедевр. Именно Паустовский открыл мне музыкальным мир Грига, художественный лиризм Борисова-Мусатова.
Одна из любимых миниатюр - воспоминания о Луговском. Через нее открывалась мне в свое время самоценность человеческой души, которая определяется ни силой таланта, ни известностью, а только способностью жить и откликаться на жизнь хотя бы даже уже опавшего листка. Мне не нравился никогда поэт Луговской. Но в маленькой миниатюре Паустовский открыл мне красивого, нежного, чуткого человека. И это Паустовский умел делать как никто другой. Вот эта миниатюра:
"Вечером в тот день, когда рядом с нами бежали по улицам листья клена, Луговской пришел ко мне и, явно смущаясь, сказал:
— Понимаешь, какой странный случай. Я только что ходил на телефонную станцию звонить в Москву, и от самых ворот нашего парка за мной увязался лист клена. Он бежал у самой моей ноги. Когда я останавливался, он тоже останавливался.
Когда я шел быстрее, он тоже бежал быстрее. Он не отставал от меня ни на шаг, но на телефонную станцию не пошел: там слишком крутая для него гранитная лестница, и к тому же это — учреждение. Должно быть, осенним листьям вход туда воспрещен. Я погладил его по спинке, и он остался ждать меня у дверей. Но когда я вышел, его уже не было. Очевидно, его кто-то прогнал или раздавил. И мне, понимаешь, стало нехоро­шо, будто я предал и не уберег смешного маленького друга. Правда, глупо?
— Не знаю , — ответил я, — больше грустно...
Тогда Луговской достал из кармана куртки пустую короб­ку от папирос «Казбек» и прочел только что написанные на коробке стихи об этом листике клена , — стихи, похожие на пе­чальную и виноватую улыбку". (Инна Днепровская, преподаватель).

"Кленовый лист"

Декабрьские ветра,
не плачьте, не пророчьте.
Я слышал целый день
холодный тонкий свист.
Я снова нёс письмо,
и в старой двери почты,
Как маленький зверёк,
вошёл кленовый лист.

Несут остатки пальм
из городского сада,
Идёт прибой волны –
тяжёлый, плотный гром...
Летучий листопад,
осенняя прохлада,
Окурки папирос
на гравии сыром.

Зачем ты шёл за мной,
засохший лист кленовый,
Коробясь и шурша,
переползал порог?
Тебе ли суждено,
чтоб я припомнил снова
Ту, что забыть хотел
и позабыть не смог?

Когда я в первый раз
почувствовал тревогу,
Вниз по гудрону тёк
чёрно-лиловый зной,
Резная тень листвы
ложилась на дорогу,
Шумящий добрый клён
склонялся надо мной.

Теперь пришла зима,
и нет ему спасенья:
Бездомных сыновей
доверил он судьбе.
И этот жёлтый лист,
последний лист осенний,
Я положу в письмо
и отошлю тебе.

Быть может, ты поймёшь,
что время всех научит,
Что нужно дальше жить,
жалея и любя,
Что маленький листок
среди шагов скрипучих
На почте городской
оберегал тебя.
В.Луговской, 1939

- "Почему так любят Паустовского? Почему его книги неизменно вызывают чувство нежности, глубокой симпатии? Почему радостное волнение вспыхивает в любой аудитории, едва упоминается это имя? Можно по-разному ответить на этот вопрос: его любят потому, что его произведения выразительны, полны чистоты. Его любят потому, что он – художник с головы до ног, он артистичен, изящен. Его любят потому, что его книги интересуют всех, потому, что по каждой строке, по каждой странице видно, что ему самому необычайно интересно писать – и это мгновенно передаётся читателю.

Но дело не только в этом. Мало быть художником, мало умения выразительно, оригинально писать. Чтобы пробудить такую любовь, надо находить в человеческом сердце то самое светлое, что, может быть, давно забыто или потеряно в шуме времени, в сутолоке ежедневных забот.

Паустовский заставляет людей вспомнить о том, какими они были в детстве, как чиста была их юность. Он заставляет людей прислушаться к голосу собственной юности и оценить её снова и снова.

Паустовский принадлежит к старшему поколению нашей литературы, подошедшему к тому рубежу, с которого видно многое – и то, что совершено, и то, что ещё не начиналось. И становится ясным, что почти ничего не пропадает даром, что жизнь писателя со всеми её тревогами, сомнениями, разочарованиями в конечном счёте направлена к тому, чтобы выразить себя до конца, отдать себя другим. Это удаётся не многим. Но есть среди нас счастливцы, которые работают не повторяясь, постоянно развиваясь, люди сильной, непреклонной души, подлинные властители дум, потому что их книги принадлежат всем поколениям."

Вениамин Каверин, 1962 г.

«У Вас ведь есть «Повесть о жизни». Пожалуйста, найдите в третьей книге этой «Повести», в самом конце главу, которая называется «Крик в ночи» или как-то похоже, это одна из последних глав третьей книги, и прочитайте. Вот он какой писатель! Понимаете?
И не может быть, чтобы после этой главы Вам не захотелось бы – уже без моей подсказки, уже самой – перечитать другие главы, делать как я: раскрывать книгу наугад и перечитывать. И радоваться, и любить. Вот он какой писатель.
Вы сами увидите, как его легко любить, что его надо любить.
Я понимаю, что так нельзя сказать – «надо любить», но я не знаю как сказать иначе. Душе хорошо его любить, надо его любить. Это ничего, что он, наверное, не великий писатель. Зато из всех русских писателей он, безусловно, самый чистый, и в этом смысле он действительно писатель «для детей» - для совсем юных, чистых, не омраченных, не искаженных душ».
Б. А. Чичибабин "В чудесном и чистом мире. Константин Паустовский"

Глава "Крик среди ночи" (по ссылке): http://paustovskiy.niv.ru/…/kniga-o-zhi…/nachalo-veka_15.htm

А теперь о Борисе Пастернаке:

Борис Пастернак — один из самых значительных и известных русских поэтов ХХ века. Его первые книги появились в 1910-е годы — в конце эпохи, которую принято называть Серебряным веком русской поэзии. Его поэзия, с одной стороны, тесно связана с одним из главных поэтических течений того времени — футуризмом: сложный язык, неологизмы, многозначность лексики и синтаксиса, стилистические контрасты роднят Пастернака с Владимиром Маяковским (оба поэта высоко ценили друг друга). С другой стороны, Пастернаку всегда был чужд демонстративный отказ от традиции: его собственная поэзия и на раннем этапе, и позже была тесно связана с поэзией Пушкина, Лермонтова, Фета, Блока, Поля Верлена, Рильке и многих других. Пастернаку свойственна парадоксальность мировосприятия, любовь к каламбурам и философичность. Почти каждому стихотворению присуще ощущение потрясения от красоты окружающего мира (от раннего «Про эти стихи» до поздних — «Рождественская звезда», «В больнице» и «Снег идет»), внимание к мельчайшим деталям природы (в стихах Пастернака множество цветов, деревьев, птиц и звуков) и одновременно убежденность, что все вокруг составляет огромное, плотно слитое, одухотворенное целое. Во многих текстах Пастернака присутствуют темы творчества, преображения мира в слово, судьбы поэта и поэзии в окружающем мире. 

- Сюда вошли стихи, связанные с определением Пастернаком своего места в исторической эпохе     И ещё   - Сегодня, в день памяти Бориса Пастернака, на Arzamas о нем вспоминает Анастасия Баранович-Поливанова. Она с детства была хорошо знакома с Пастернаком, потому что с ним была дружна ее мама...

Гамлет

Борис Пастернак

Гул затих. Я вышел на подмостки.
Прислонясь к дверному косяку,
Я ловлю в далеком отголоске,
Что случится на моем веку.

На меня наставлен сумрак ночи
Тысячью биноклей на оси.
Если только можно, Aвва Oтче,
Чашу эту мимо пронеси.

Я люблю твой замысел упрямый
И играть согласен эту роль.
Но сейчас идет другая драма,
И на этот раз меня уволь.

Но продуман распорядок действий,
И неотвратим конец пути.
Я один, все тонет в фарисействе.
Жизнь прожить - не поле перейти. 1946

И в заключение ссылка про чтение, которое бывает разным, в том числе и фанатичным))):  ..."есть также чтение фанатичное. Когда книга вызывает повышенное слюноотделение и неуемную дрожь в руках. И книга перестает быть бумагой с текстом, становясь ценным объектом, сокровищем..."
- В наше время книгоохота потеряла свою актуальность. Но фанатики не перевелись. И даже среди детей их тоже можно встретить. Я лично знаю таких (и тут повезло).